Зайцев

Петр Никанорович

(1889 – 1970)

Поэт, издательский работник.

Родился в г. Иваново-Вознесенске. Сын ремесленника. Образование – незаконченное высшее. Близкий друг Андрея Белого и помощник в его литературных делах (доверенное лицо в издательской деятельности). Был хорошо известен в литературных кругах Москвы 20 –х гг. ХХ в. Был членом Всероссийского союза поэтов. На московской квартире у Зайцева в Староконюшенном переулке, д.5 собирались члены литературного кружка, из которого позднее образовалась издательская артель «Узел». Среди участников - поэты Б.Пастернак, П. Антокольский, В. Луговской и др. Писатели – А.Белый, М. Булгаков, Б. Пильняк – читали здесь отрывки из новых произведений, обсуждали литературные новости. Л.Горнунг в своем дневнике отмечал: «5.12.1923. В нашем поэтическом кружке на квартире у Петра Никаноровича Зайцева сегодня был вечер Сергея Заяицкого. Он прочел свою поэму «Вьюга московская» и много хороших стихотворений». «12.03.1924. Сегодня в нашем «Зайцевском» кружке Борис Пастернак прочел свой новый рассказ «Воздушные пути». Мы слушали с большим интересом и благодарили его». А 24 марта 1924 г. на квартире Зайцева был вечер Максимилиана Волошина, приехавшего впервые после 1917 г. в Москву. Вообще, художественная жизнь того времени была на удивление бурной. Несмотря на нехватку самого необходимого для нормальной жизни, люди жаждали поэзии, музыки, литературного общения. Об этом еще одна дневниковая запись Л.Горнунга: «23.11.1923. Вечером собрались у Анисимовых, в Мертвом переулке, во дворе, на втором этаже деревянного домика. Туда меня пригласил поэт Петр Зайцев. Я вошел в комнату. На матраце, лежащем на полу, без обивки и ножек, из которого кверху торчали обнаженные пружины, на самом краешке деревянной рамы сидел Борис Леонидович Пастернак и поэт Петр Никанорович Зайцев. Юлиан Павлович Анисимов сидел против них прямо на полу, по-турецки поджав ноги. На одном стуле сидел писатель Сергей Сергеевич Заяицкий, на второй, еще свободный, трехногий, сел я с риском свалиться на пол. В комнате, кроме матраца и стульев, другой мебели не было, на стене висели старинные рисунки, а в углу лежали книги. Это было время, когда после Октябрьской революции, пролетевшей, как буря и выбившей всех из привычной жизненной колеи, московская интеллигенция жила, не обращая внимания на обстановку, на быт, и потому поэты и художники, обычно склонные к богеме, в какой-то степени легче других приспособились к неудобствам жизни».

З.Д.Кананова упоминает в своем дневнике и П.Н.Зайцева, о котором пишет очень резко: «В 1925 г. на Пасху мы собрались у М.Н.Жемчужниковой. Пришел Ю.П.Анисимов. Вслед за ним явился Петр Никанорыч Зайцев (добродушный, некрасивый, заикающийся, смешной, но славный). [Этот «славный» впоследствии, как я слышала, отрекся от антропософии и стал марксистом]».

В 1923 г. вышел сборник стихов П.Зайцева «Ночное солнце». В 1924 г. Петр Никанорович попал на Лубянку, но вскоре был отпущен. Второй арест в 1931 г. и высылка в Казахстан до 1932 г. были вызваны близостью П.Зайцева к членам московской антропософской группы, куда входили Андрей Белый и его жена Клавдия Николаевна. Затем в 1935г. был третий арест, приговор – 3 года исправительно-трудовых лагерей (Сиблаг – Новосибирск). В Москву удалось вернуться только в 1946г. В 50-х гг. начал писать свои воспоминания о С.Есенине, В.Брюсове, В.Маяковском, А.Белом. Маленькой пенсии не хватало, чтобы прокормить семью, и Петр Никанорович вынужден был продать в ЦГАЛИ большую часть своего архива, включая письма А.Белого.

Дорогой и добрый друг

П.Н. Зайцев познакомился с Белым в 1911 г., когда учился у него в стиховедческой студии при издательстве «Мусагет». Но теплые, дружеские отношения у П. Зайцева с Андреем Белым установились в 1923 г. и эта дружба продолжалась до самой кончины А.Белого в 1934 г. Зайцев стал фактически правой рукой Белого – помощником в улаживании его бытовых и, главное, издательских дел: правил корректуры, получал гонорары, отоваривал продуктовые и промтоварные карточки.

В 1924 году А.Белый и Клавдия Николаевна Васильева отдыхали в Коктебеле у Макса Волошина, где в это время были и Дарья Часовитина, и Ольга Анненкова. Как говорил Борис Николаевич: «Со мной отдыхают три «Николаевны». В письме П.Зайцева упоминается Алексей Сергеевич Петровский, о чьей судьбе беспокоились друзья, так как он был арестован в марте 24-го года. Петр Никанорович писал Белому из Москвы: «25.06.1924. Дорогой и добрый Борис Николаевич! Из рассказов и писем узнал, что в Коктебеле живется неплохо. Очень радуюсь за Вас, Кл. Ник. и других. Здесь тихо. Были Пушкинские дни. Но прошли они очень вяло. В Москву в начале июня приехал Вяч. Иванович Иванов. В Большом театре состоялся вечер, где он произнес речь о Пушкине. Но вечер прошел как-то бледно и незаметно. Затем состоялся вечер у памятника Пушкину, на Тверском бульваре поэты читали стихи. Сакулин произнес речь, что-то говорили другие. Но все это как-то было стыдливо, по-домашнему, а не всероссийски. Право можно подумать, что официальной России стыдно, что у нас был Пушкин… Годовщина не была отмечена, кажется, ни среди молодежи, ни среди школьников-детей. Вяч. Иванов выступил в Российской Академии Художественных Наук два раза с докладом – о Пушкине и формальном методе и о Дионисийстве. Он получил разрешение уехать заграницу. Живет в Москве, ожидая приезда сына из Баку. По-прежнему милый и обаятельный. Я с ним только тепло встречался на улице. У него не был и не говорил с ним по-настоящему. Встречаюсь с Б.Л.Пастернаком. Он не потерял надежды на журнал «трех Борисов». От А.С. (Петровского) нового ничего не слышно. Возможно, что скоро кое - что узнаю. Тогда постараюсь известить.

Как Вы себя чувствуете и что делаете? Удается ли Вам работать? Если в Коктебеле хорошо, то Вы, вероятно, не будете очень спешить с отъездом. И тогда, может быть, я Вас застану, когда приеду. Это будет в августе. Деньги в ЦЕКУБУ я получу на днях. Послать Вам их по почте в Коктебель или оставить до Вашего приезда в Москве? Быть может, Вы напишите мне об этом и позвольте из той суммы, которую я получу удержать 2 руб. для наших общих нужд, о которых мы говорили с Кл. Ник. Надеюсь, Вы не будете сердиться… У меня в Москве был в гостях петербургский поэт Н.Тихонов, читал хорошие стихи. Он очень жалел, что не застал Вас в Москве, и не мог приехать раньше, чтобы послушать «Петербург» (роман А.Белого). Всем нашим кланяюсь. Передайте, пожалуйста, мой привет Максимилиану Александровичу и Марии Степановне (Волошиным). Искренно и душевно Вам преданный Петр Зайцев».

Впервые в Кучино П.Н.Зайцев приехал в ноябре 1925 г. Пустили его в дом не сразу: только когда он сказал, что приехал по приглашению самого Бориса Николаевича, его проводили к писателю. Петр Никанорович узнал, что «Б.Н. сразу же условился с хозяйкой Елизаветой Трофимовной, чтобы она не пропускала к нему незваных и непрошенных гостей».

«В назначенный день я поехал и оказался в Кучине, когда уже стемнело. Сойдя с платформы, я перешел через пути на Железнодорожную улицу и скоро нашел дом Шиповых. Кругом ни души. Стучу в решетчатую калитку среди глухого забора. В ответ – молчание. Еще и еще стучу, всех кучинских собак перебулгачил – никого… Наконец слышу звук отпираемой двери. Кто-то выходит из сеней на крыльцо.

- Кто там стучит? Кого надо?

Повторяется сцена приезда Чичикова к Коробочке, прямо по Гоголю.

- Борис Николаевич Бугаев здесь живет? – кричу я через запертую калитку.

- Его дома нету… В Москву уехал… Когда вернется не знаю.

Я называю себя, говорю, что приехал по приглашению Бориса Николаевича.

- Вот что… Обождите, узнаю.

Я терпеливо жду у калитки забора. Слышу, вновь глухо гремят запоры. Шарканье шагов по сырой земле садика. И у самой калитки внутри дворика тот же голос:

- Дома! Пожалуйте, просит,- И на пять тонов мягче: -Да вы так бы и сказали: я, мол, Петр Никанорыч!..

Догадываюсь, что передо мною хозяйка дачи, знакомлюсь с ней. На наши голоса из двери налево появляется Борис Николаевич и, протягивая мне руки, пропускает к себе. Сквозь первую комнату, обиталище Клавдии Николаевны, проходим в его рабочий кабинет. Апартаменты до чрезвычайности скромны… С этого вечера мои наезды в Кучино стали повторяться все чаще и чаще». (П.Зайцев «Воспоминания»)

Белый подарил П.Н.Зайцеву экземпляр первого романа московской трилогии «Московский чудак», и сделал на книге дарственную надпись: «Дорогому Петру Никаноровичу Зайцеву с любовью и с чувством связи во имя Ломоносова. Андрей Белый (Борис Бугаев). Новое Кучино 24 августа 26 года».

Зайцев и Белый были членами московского антропософского общества. Та группа, к которой они оба принадлежали, с 1921 г. носила имя Михаила Васильевича Ломоносова, и этим именем очень дорожила, так как оно было выбрано по совету самого Р.Штейнера. В Ломоносовскую группу входили Белый, Т.Г.Трапезников, М.П.Столяров, К.Н.Васильева, М.В.Сабашникова и др.

К.Н.Бугаева записала в дневнике в мае 1928 г.: «Б.Н. так обязан ему. Без Петра Никаноровича никогда не удалось бы устроиться с изданием книг…».

Зайцев регулярно приезжал в Кучино по издательским делам А.Белого, привозил из Москвы по его просьбе нужные ему книги. Петр Никанорович подробно записывал все свои беседы с писателем. Воспоминания П.Н.Зайцева об А. Белом для нас особенно интересны подробностями кучинской жизни писателя.

Поездки в Кучино

1927

«16 февраля я был в Кучине. Борис Николаевич жаловался на недомогание. Он тянется писать второй том «Москвы», а Мейерхольд начал возню с инсценировкой первого тома и уже устраивает читки в театре».

23 октября П.Зайцев был у Белого в Кучине. Со следующего года приезды в Кучино совершались еженедельно. Для встреч был выбран четверг. «Помню один вечер,- вспоминал Петр Никанорович. - После ужина и вечернего чая перешли в кабинетик Бориса Николаевича. Он был оживлен больше обычного и стал рассказывать про годы студенчества, о своих друзьях-однокурсниках, о том, как после весенних экзаменов молодежь уходила на прогулки, чаще всего под Новодевичий монастырь. В этот вечер Борис Николаевич много рассказывал о В.Брюсове. Они были связаны с 1901 г. В другой раз живописно передавал, как Эллис изучал «Капитал» Маркса, сидел над книгой по ночам и, чтобы не уснуть и не упасть, прикручивал себя веревкой к стулу». В одной из кучинских бесед Борис Николаевич высказал свой творческий принцип: «Я не знаю, что такое талант, гений… Но я знаю, что такое труд, работа, усидчивость. В них – талант. Без трудовой усидчивости нет ни таланта, ни гения».

1928

Несмотря на новогодние праздники, работа продолжалась. И уже 5 января Петр Никанорович пишет А.Белому: «Дорогой и милый Борис Николаевич! Я успел сегодня вечером поговорить с Г.А.Санниковым. Он не возражает против замены статьи о Медном Всаднике отрывками из «Кавказского дневника», находит, что это будет очень интересно и ценно. Я полагаю, что он заранее уверен в согласии редакции (т.е. в частности и Вс.Иванова). И он просил Вас дать эти главы, 1-2 печатных листа, в ближайшие дни, чтобы они могли попасть в февральскую книжку. Не успеете ли Вы их привезти в воскресенье? Хотя это уж очень малый срок, думаю, что не успеете. А тогда к моемому приезду в четверг. Душевно преданный Вам П.Зайцев».

6 марта Петр Никанорович писал А.Белому: «Дорогой и хороший Борис Николаевич! Марина (Баранович) очень любезно согласилась поехать к Вам сегодня вместо меня, чтобы взять у Вас рукопись для Тихонова и – самое главное, главы для передачи в «Красную новь». Надо было сдать их 5 марта, чтобы они успели пойти в апрельскую книжку. Иначе – в майской они, возможно, уже не смогут быть напечатаны, так как в мае может выйти вся книга в «Круге».

Я болел ангиной. И до сих пор еще не решаюсь выходить и выезжать, боюсь осложнений. Но в четверг я все же надеюсь к Вам выбраться, если буду чувствовать себя удовлетворительно. Очень хочется. Возможно, что я к четвергу успею подписать договор с «Субботниками» (издательство «Никитинские субботники») на «Ритмический жест» и с Тихоновым на «Кавказ». «Субботники» обещали договор приготовить на этой неделе и дадут ответ относительно аванса (в 300 р.), по всей вероятности, положительный. Возращаю Вам случайно попавшие в рукопись «Кавказа» посторонние материалы. Простите, что не сделал этого раньше. Вероятно, Вы их искали. Пересылаю с Мариной 2 книги. Может быть, Вам их интересно будет просмотреть. Пока всего доброго! Искренно преданный и любящий Вас П.Зайцев».

В мае этого года Борис Николаевич в письме обратился к Иванову-Разумнику с серьезной просьбой. Упомянул при этом и П.Н.Зайцева: «…хотел бы просить Вашего согласия на то, чтобы я составил у нотариуса бумагу завещания о том, чтобы в случае моей смерти мои литературные бумаги перешли тем из друзей, которых считаю компетентными в понимании и знании моих литературных набросков; я наметил маленькую группу друзей, кому завещаю все бумаги и все права на них; в числе них я в первую голову поместил: Вас и Клавдию Николаевну; во-вторых – Дмитрия Михайловича (Пинеса). Ввиду того, что Вы в Ленинграде, я для удобства Вам и Клавдии Николаевне поместил еще двух друзей: Алексея Сергеевича (Петровского), как музееведа и друга, П.Н.Зайцева, самопожертвенно оказавшего мне «рой» таких услуг, что я перед ним в долгу неоплатном (в смысле разговоров с редакциями, вплоть до гонораров); если я живу в Кучино благополучно и даже еду на Кавказ, все это – Петр Никанорович!». Завещание Андрея Белого было оформлено 10 сентября 1928г., душеприказчиками в нем фигурировали указанные выше лица.

В августе этого года Борис Николаевич приглашал в Кучино Разумника Васильевича Иванова, предупреждая о том, что у них живет П.Н.Зайцев: « … наверху доживает весь день служащий П.Н.Зайцев, человек наиделикатнейший, которого придется изредка силком стаскивать с верха на часок, а то он способен из пере-деликатности вообще сгинуть».

А Петр Никанорович в августе был на отдыхе и писал Борису Николаевичу: «Пароход «Ленин-Ульянов». 6 августа 1928 г. Дорогой и добрый Борис Николаевич! Благодарю Вас за последние 2 письма, такие добрые и ласковые. Простите, что не успел и не мог ответить на предпоследнее, которое получил 18-го июля. Отвечаю сразу на оба письма. Последнее получил в день моего отъезда из Москвы. Чувствовал себя ужасно плохо, со злостью, с отвращеньем ко всему. А тут еще, получив отпуск, нечаянно заболел – правда, пустяки, инфлуэнция. Но было неприятно и досадно. Позвольте по порядку сообщить о делах.

Я оставил у Марии Сергеевны (жена П.Н.Зайцева) деньги для Вас – 200 руб. и – ради Бога простите за растрату: не получив некоторых долгов со своих должников, я был вынужден взять из Ваших денег 30 руб. Простите мне, дорогой Борис Николаевич, это самовольство и самоуправство. По возвращении я немедленно Вам верну. Всего Ваших денег, стало быть, у меня было 230 руб. Жена передаст Вам 200 руб. «Субботники» ведут себя неприлично. Они за май месяц уплатили только не то 50, не то 100 руб. Стало быть - половина мая, июнь и июль не покрыты. Они обещали на днях послать Вам в Долгий (переулок) некоторую сумму. Сомневаюсь, чтобы они это обещание выполнили. Получается, что дела все еще не окончательно поправились. Нам нужно будет с Никитиной повести сердечный и решительный разговор. По моему возвращении (надеюсь, Вы уже будете в Москве), мы обо всем переговорим подробно и постараемся добиться ясности. Тоже относительно «Ритма». Они его хотят издавать. Но надо договориться об условиях. Я оставил у Марии Сергеевны для Вас кучу книг. Отдельным свертком по 5 экз. 2 тома «Петербурга» - авторские. Образцовые экземпляры «Москвы» в новых обложках и переплетах. Понравятся ли они Вам? Обложку делал Н.Н.Вышеславцев. Среди книг «Круга» (издательство) есть книжка Воронского (в этой пачке, которые передаст вам М.С.), в ней статья о Вас, которую Вы не успели прочитать в корректуре. Статья меня раздражила. Какие они все-таки все глупые и тупые – теперешние критики! А ведь Воронский лучший и умнейший из них и не без стиха! Это оттого, что «мамка в детстве ушибла» и вынужденность рассуждать от печки! Жаль Воронского! Письмо для Б.Л.Пастернака получил. Но, к сожалению, он уже уехал на Кавказ (по-видимому в Теберду) и вернется лишь осенью. Письмо лежит у меня.

«Ветер с гор» (так назвал «Кавказ» Тихонов) отпечатан. Печатается обложка. Книга должна скоро выйти. Между прочим «Круг» переехал в новое помещение на Театральную площадь, это сзади Большого театра, и слился с изд-вом «Федерация Писателей». Ваша книга выходит под маркой Федерации. Вот, кажется, все то основное, о чем Вам интересно знать. Да, забыл сообщить о статье по ритму. Вопрос о ней в «Красной Нови» еще не решен окончательно. Но на грех уехал Санников и я в неизвестности, что с ней в настоящий момент. Ваша статья об Армении идет в августовской книжке. Я тщетно старался получить корректуру. Статья вплоть до моего отъезда еще не была получена из типографии. А я очень хотел ее прочитать. Заодно бы прочитал и корректуру. О своем путешествии постараюсь написать в ближайшие дни. Передайте, дорогой Борис Николаевич, мой искренний и большой привет Клавдии Николаевне. К моему стыду, я не ответил на ее милое и ласковое письмо. Моя вина и моя беда! Крепко обнимаю Вас и желаю всего доброго. Через две недели вернусь, тогда увидимся и переговорим. Искренно преданный Вам и любящий Вас П.Зайцев».

28 октября П.Н.Зайцев сердечно поздравил Бориса Николаевича с днем рождения: «Дорогой горячо любимый Борис Николаевич. С чувством братской связанности всей силой горячей любви и признательности ученика и человека, вам стольким обязанного, приветствую вас в день вашего рождения. Желаю Вам много лет жизни, здоровья и бодрости. Верю глубоко: народ и страна нуждаются в вас, единственном в наши дни художнике, мастере слова, мыслителе. Всем существом с Вами в эти дни. Любящий Вас П.Зайцев».

1 ноября Зайцев писал Белому: «Дорогой и добрый Борис Николаевич! Я в пятницу не смогу к Вам приехать. А в субботу жду Вас к себе. Будут Б.Л.Пастернак, Г.А.Санников, Н.Н.Вышеславцев и др. Вероятно, Вы не успели ничего сделать с «Пеплом» и с «Котиком Летаевым» для Субботников. Ну, ничего, еще два-три дня подождут. К Вам собирается поехать Дм.Мих. Пинес. Может быть это письмо я передам ему. Итак,- до субботы. Ждем Вас к 8 часам. Крепко жму руки. Любящий Вас и преданный сердечно. П.Зайцев».

1930

Из воспоминаний П.Н.Зайцева: «Год начался развернутой партийной «чисткой» во всех советских учреждениях, коснулась она и беспартийных служащих. Академик Е.Тарле был выслан в Алма-Ату. Увеличились репрессии против инакомыслящих. Росло количество концлагерей на Севере и в Сибири, стало правилом «очищать» Москву, Ленинград и другие крупные города арестами неугодных людей под праздники 1 мая и 7 ноября.

В начале января я приехал к Борису Николаевичу и привез ему только что вышедшую книгу «На рубеже двух столетий». Он обрадовался, а когда заговорили о текущих событиях, Белый серьезно сказал:

- Надо заковать себя в сталь, Петр Никанорович, надо держаться, как держатся солдаты в окопах, несмотря на то, что каждая минута угрожает гибелью.

Он предчувствовал, предугадывал многое из того, что развернулось в последующие годы».

В августе 1930 г. А.Белый писал Иванову – Разумнику: «Думаю о том, что у вас с работой не устроено; и с души срывается: «Что ж это?». Та же картина с П.Н.Зайцевым: он вычищен, висит в воздухе, семья; у меня длинный список друзей в таком же положении; мы какие-то выдавленцы из мира, обреченные стоять с протянутой рукой и с доской на груди: «Подайте литератору!».

В октябре 1930 г. Борису Николаевичу исполнилось 50 лет. Поздравительные телеграммы прислали Р.Иванов – Разумник, Б.Пастернак. П.Н.Зайцев вспоминал: «Он получил приветственные телеграммы от Мейерхольда и З.Н. Райх, М.М. Коренева и от меня. Я был в отъезде. Но юбилей его не праздновали. Было не до него. Шла чистка партии и всего советского аппарата».

1931

«В начале января я нашел Бориса Николаевича не совсем здоровым. У них масса неприятностей: сгорела местная электростанция, и все кучинские жители сидят без электричества, в местном кооперативе нет керосина, керосин выдается в неопределенное время в Салтыковке в зависимости от его подвоза. Иногда очередь до 500-600 человек. Борис Николаевич хочет ехать в Москву в редакцию «Правды», чтобы заявить об этих беспорядках».

Ко всем несчастьям прибавилось еще и то, что заболел воспалением легких хозяин дачи Н.Е.Шипов. Его жена Елизавета Трофимовна часть хлопот переложила на Клавдию Николаевну, которой приходилось топить печь и выполнять домашнюю работу, а Борис Николаевич по нескольку раз ходил в Салтыковку за керосином.

Петр Никанорович вспоминал: «21 января умер Николай Емельянович Шипов. 22 января я приехал в Кучино. Мы обсуждали с Белым дальнейшее. Как все сложится дальше? Клавдия Николаевна прямо сказала, что кучинская жизнь кончилась. Начинается новый период. Апрель - май оказались тревожней, чем предполагали все мы, и особенно близкие Борису Николаевичу и Клавдии Николаевне люди. В 1931 г. в Долгий переулок, где жили мать, тетка и бывший муж Клавдии Николаевны, явились чекисты и забрали архив А.Белого, одновременно начались аресты людей, связанных с писателем».

Но в это время Борис Николаевич и Клавдия Николаевна уже покинули подмосковное Кучино. После второго ареста П.Н.Зайцева в 1931 г., Борис Николаевич вынужден был обратиться к его жене Марии Сергеевне, с просьбой найти документы, оставшиеся у Петра Никаноровича. Судя по этому списку, который позволю привести здесь полностью, видно, какую помощь оказывал Петр Никаноровичу А.Белому, и насколько Борис Николаевич был исправным налогоплательщиком:

1. Квитанция о взносе налога фининспектору за 1930 г.
2. Квитанция о взносе трех налогов самообложения (1928, 1929 и 30 гг.)
3. Квитанция о взносе культурного налога за 1931 г.
4. Бумага на право получать промтовары (ткани, белье, предметы домашнего обихода и т.д.).
5. Квитанции о взносе займов индустриализации.
6. Выигрышный билет.
7. Договоры с издательством.
8. Рукопись переделанного сборника стихов.
9. Ремингтон экземпляра романа «Маски».
10. Ремингтон книги «Начало века».
11. Вероятно, папки с другими моими бумагами (не помню какими).

В первую голову все документы соберите в пакет и передайте Петру Николаевичу Васильеву (Плющиха д.53 кв.1) для передачи мне. Извиняюсь, что обременяю Вас; но документы мне нужны, иначе я становлюсь бесправным объектом всяческих злоупотреблений. Остаюсь сердечно преданный и уважающий Вас Борис Бугаев». (23.07.1931 г.)

В феврале 1933 г. Петр Никанорович помогал Б.Н. в хлопотах о строящемся кооперативном доме для писателей в Нащокинском переулке, где Б.Н. ждал квартиру. Написал письмо Матэ Залке, председателю кооператива.

Завершая рассказ о Петре Никаноровиче, надо сказать, что когда в декабре 1933г. состояние здоровья Бориса Николаевича резко ухудшилось, именно П.Н.Зайцев вместе с Клавдией Николаевной отвезли писателя в больницу. Там они по очереди дежурили у постели больного, до самой кончины писателя 8 января 1934 г.

В дни болезни А.Белого Петром Никаноровичем было написано стихотворение «Памяти уходящего друга»:

Бесстрастная.
Ясная.
Строгая
Тишина больничной палаты.
Халаты
Белые,
Стены белые.
Постель бела.
Белое все вокруг,
И белые два крыла…

У постели круг:
Доктор,
Сестра,
Жена,
Друг.

Облако красное
В окна бьет
Пламенем красным
В розовый лед,
И январь –
Краснеющая заря
В небе встает.

А над постелью, над тихим
последним ложем –
Розовый, радостный,
чистый и сладостный
Дух апреля…

От зимних бурь,
От земных бурь,
В небо, в лазурь
В последний, в сияющий,
В золотозвездный полет
Он – зовет.

Москва. Клиника. 1934

В апреле 1927 г. А.Белый, отдыхая в Грузии, писал Петру Никаноровичу: «…позвольте, опять – таки не официально, а по человечеству, попросту, горячо обнять Вас и сказать «спасибо» за то, что Вы мне сделали и с таким самопожертвованием делаете. Вы, Петр Никанорович, человек большой, очень большой; не в каком – либо специальном разрезе, а опять-таки по человечеству».

Андрею Белому П.Н.Зайцев посвятил также стихотворение, вошедшее в сборник «Ночное солнце»:

Ночной холодный ветер.
Метель. А я – в пути.
Я знаю: Дом Твой светел,
Но как его найти?

Кругом немое поле.
Над полем стынет ночь.
Мне ль, в этой снежной воле
Метелью занемочь!

В душе дрожат и светят
Звездятся грусть и боль;
Кто нищих, нас приветит,
О сердце, мой король?

Иду. А ночь пустая.
Лишь там, вдали светло.
Там тихо рассветает
Таимое Село.

В лицо мне плещет вьюга,
Но пламенней лучи.
И тайный голос друга
Зовет, звенит в ночи.

Звенит и воскрешает
Старинное мое.
Звенит и заглушает
Земное бытие.

Я вижу: Дом Твой светел.
Я в нем Тебя найду!
Пусть бьет в лицо мне ветер,-
Я слышу! Я иду!

 

---