Баранович
Марина Казимировна
(31.12.1901 – 8.01.1975)
Переводчица, ремингтонистка, антропософка.
«Дочь известного московского врача Казимира Феофиловича Барановича, имевшего собственную, пользующуюся хорошей репутацией у москвичей лечебницу на Воздвиженке. Мать - Александра Владимировна (до замужества Орлова) скончалась, когда девочке было около пяти лет. Годы учебы прошли в стенах училища Ордена Св. Екатерины (Екатерининский институт) - одного из лучших женских учебных заведений в дореволюционной России. Качество образования было очень высоким, серьезное внимание уделялось изучению иностранных языков. Об уровне музыкального воспитания можно судить по именам преподавателей: А.Скрябин, С.Рахманинов, А.Гольденвейзер, Л.Конюс, П.Чесноков». По рассказам дочери А.А.Баранович - Поливановой, воспоминания об этом учебном заведении остались у Марины Казимировны самые неблагоприятные: «Институт мама ненавидела,- решительно все, начиная от формы, классных дам, муштры, казенной обстановки и многочасовых стояний в церкви, вызывало в ней протест. Единственно, что мама вынесла из института, блестящее знание иностранных языков, в особенности французского – заставляли учить наизусть всего корнелевского «Сида», и шила, как белошвейка: приобретенный навык сохранился на всю жизнь. Мама хорошо училась, была одной из первых и шла на медаль, - но в последнем классе дед забрал ее из института – началась революция. О дальнейшем обучении не могло быть и речи,- семья бедствовала, и в 16 лет маме пришлось пойти на службу».
В силу фантастического совпадения обстоятельств Марина вместе с отцом была в 1918 году арестована и оказалась в Бутырской тюрьме. Отца поместили в камеру смертников... Спустя некоторое время, обнаружилась абсурдность подозрений, послуживших причиной заключения. Дочь и отец были освобождены. А через несколько десятилетий Марина Казимировна расскажет подробности этих трагических дней А.И.Солженицыну, и в «Архипелаге Гулаге» можно будет прочесть (с ссылкой на свидетельницу) об условиях содержания узников в Бутырской тюрьме.
В чеховской студии
В 1921 году, после успешно выдержанного вступительного экзамена Марина начала занятия в Театральной студии М. А. Чехова. В опубликованных воспоминаниях бывшей ученицы М.Чехова З.В. Свинарской о чеховской студии начала 20-х годов есть характерное признание: «Марина Баранович - самая культурная, образованная и развитая девушка среди нас. Увлекалась Марина поэзией, часто читала стихи. У нее было чисто русское, прелестное лицо с чудесными голубыми глазами и очень розовыми щечками...». Студия помещалась в знаменитой «круглой комнате» в квартире М.А.Чехова в доме на Арбатской площади, вблизи церкви св. Бориса и Глеба, позднее снесенной. Занятия проходили вечером под руководством М.А.Чехова и В.Н.Татаринова. Однажды в гости к студийцам пришел М.П.Столяров - один из активных деятелей Русского Антропософского Общества (РАО). В состоявшейся затем беседе об Антропософии им были даны ясные и четкие ответы на многие вопросы, которые волновали присутствующих. Антропософия становится духовной доминантой в жизни студии. Праздничные встречи, занятия эвритмией. Сюда приезжает и читает лекции А. Белый. Здесь пишет портрет М. А. Чехова и ведет долгие беседы о духовной науке М.В.Сабашникова. Первые встречи с антропософами не только подарили ей дружбу с М.А. Чеховым, В.Н. Татариновым и их окружением, но и сделали ее приверженцем этого учения на все последующие годы.
Некоторое время она трудится в коллективе вахтанговцев (работа над ролью Адельмы в «Принцессе Турандот»). С1924 года начались выступления в бригадах «Синей блузы» с чтением стихов русских поэтов.
К этому времени относится знакомство, а впоследствии и встречи М.К.Баранович с первой женой К.Бальмонта Е.А.Андреевой–Бальмонт. «Во второй половине 20-х годов в литературных кругах Москвы широкую известность получила поэма Марины Цветаевой «Крысолов». Особым успехом пользовалась глава «Детский рай». Ее неоднократно читала у Веры Клавдиевны (Звягинцевой) их добрая знакомая Марина Баранович. Я не знаю, кем она была, знаю только что не поэтом, не актрисой, не профессиональной чтицей. Но у нее был голос редкой красоты, широчайшего диапазона, и «Детский рай» читала она необычайно выразительно, тонко передавая мельчайшие оттенки все время меняющихся интонаций и ритма. Этим чтениям отводились специальные вечера, на которые Вера Клавдиевна приглашала друзей и близких знакомых. Так и говорилось: «Приходите на Марину Баранович». Вера Звягинцева посвятила М.Баранович стихи, где были строки:
Твой голос темным серебром
Твоей тоске противоречит.
Закрой глаза. Послушай гром,
Как музыка гремит далече,
Унынию противореча.
(«Марине Баранович», 1928)
Встречи с антропософами
В середине 20-х годов М. Баранович совершила поездку в Коктебель, по приглашению Макса Волошина, что послужило началом их дальнейшей дружбы. Из свидетельств Г.С.Киреевской и О.Н.Анненковой известно о проводимой в Коктебеле антропософской работе. Летние поездки М.К. Баранович в Коктебель становятся регулярными (они не прекратились и после смерти Волошина в 1932 г.). Через Марину Казимировну Волошин передавал в Москву, в «Политический Красный крест» («Общество помощи политзаключенным») сведения о жертвах репрессивного преследования в Крыму. Информация с просьбой о помощи поступала к М. Л. Винаверу, который вместе с Е.П.Пешковой, первой женой М.Горького, делал все возможное для облегчения участи пострадавших. Позднее М.Л.Винавер был арестован, и его жизнь трагически оборвалась.
В начале лета 1931 года прошла волна арестов среди московских антропософов. Многие из них были заключены в Бутырскую тюрьму. Вызовы и допросы распространялись и на тех, кто не был арестован. Приговоры, ссылки и высылки, а позднее - лагеря и «зоны»: Казахстан, Сибирь, Колыма... Внешне судьба оказалась не столь откровенно жестокой к Марине Казимировне. Как и А.Белый, Г.С.Киреевская, Д.Н.Часовитина и некоторые другие из друзей, она не была под арестом, не была сослана... Однако внутреннее переживание трагедии было почти у всех схожим в главном. А для М.К. Баранович эта боль еще в большей степени усиливалась переживаниями за судьбу ее ребенка: в 1932 году родилась дочь - Анастасия. Марине Казимировне чудом удалось уцелеть в 1933-1934 гг., в период работы в «Спецстали» техническим переводчиком. Среди служащих были специалисты, приехавшие из-за рубежа. Один из ее друзей, люксембуржец, арестован. Затем последовали вызовы и мучительные допросы в ГПУ самой Марины Казимировны.
В 1932 году скончался М.А.Волошин, в 1934 - А.Белый. Круг друзей-единомышленников сузился. Встречи и кружковые антропософские занятия становились более редкими. Среди близких и пользующихся абсолютным доверием у К.Н.Бугаевой лиц, М.К. Баранович - одна из немногих... «Зерна брошены в распаханную землю, чтобы в глубине и сумраке ждать своего часа...» (Л.Новиков «М.К.Баранович»).
Ангел рукописей
В последующие годы М.Баранович с театром рассталась. Позднее, до начала Великой Отечественной войны, работа для заработка осуществлялась дома и была связана в основном с высококвалифицированной машинописью, редактированием текстов, техническим переводом (Мария Казимировна свободно владела тремя европейскими языками). М.К. Баранович по роду своих занятий приходилось встречаться со многими деятелями литературы и науки. И здесь были встречи, дарованные судьбой, за которыми следовала многолетняя дружба. Например, с Б.Л.Пастернаком. Они познакомились в конце 1920-х годов, с середины 1940-х гг. она постоянно перепечатывала главы романа «Доктор Живаго». Ею были напечатаны многие произведения Бориса Леонидовича.
Об истории их знакомства пишет дочь М.К.Баранович А.А.Поливанова: «Моя мама дружила с Борисом Леонидовичем. Они встречались еще в двадцатые годы на вечерах «Узла», куда маму, которая в то время занималась в студии М.А. Чехова, приглашали читать стихи поэтов этого кружка, которые не хотели читать сами. Перед войной, не помню только когда, мама написала Пастернаку письмо, на которое он откликнулся телефонным звонком. После возвращения из эвакуации в 43-м году он стал бывать у нас. Приходил он очень часто, а еще чаще звонил по телефону и часами разговаривал с мамой. Их отношения стали особенно интенсивными, когда мама взялась перепечатывать «Доктора Живаго». Она занималась этой работой, с перерывами с 1946 до 1955 года. Когда он реже стал бывать в Москве, между ними завязалась переписка».
Лев Горнунг в своем дневнике также отмечал: «10.06. 1948. Марина Казимировна Баранович в молодости, кажется, была артисткой (помню, как она однажды читала с эстрады стихотворение «Ланята молятся», немецкого поэта Моргенштерна, переведенное Юлианом Анисимовым), потом работала переписчицей на машинке и в 1948 году весной читала мне первые главы романа «Доктор Живаго».
Марина Казимировна жила на улице Грановского. Именно здесь, 27 декабря 1946 года, Пастернак впервые читал главы из своего романа «Доктор Живаго» в присутствии К.Н.Бугаевой, М.С.Петровых и А.С.Кочеткова. В феврале 1953 г. он писал Марине Казимировне, и по этому поводу тоже: «Страшно рад, что Вы в Ленинграде, мысленно совосхищаюсь и завидую. Когда вернусь, если буду жив-здоров, хочу повидаться с Вами как-нибудь на одном из скверов, где гуляю… Наплыв чувств и мыслей, соединеных с первой главой Живаго, когда я читал начало у Вас, были отдельным важным периодом моей жизни. Я рад, что это связано с Вами, с Вашей комнатой, в которую Вы вернетесь. Желаю Вам в ней счастья».
Когда она перепечатывала рукопись «Доктора Живаго», то уже тогда высоко оценила роман. В письме к Борису Пастернаку Марина Казимировна писала: «Дорогой мой Борис Леонидович!.. У меня нет слов. Я принимаюсь бесчисленные разы за письмо к Вам, и у меня не хватает слов, и все кажутся неподходящими. Я упиваюсь каждым словом, каждой буквой, я плаваю в слезах, в блаженстве. Боже мой, и вот наговорила столько пустых слов. А для меня эта рукопись - чаша пресвятых даров, и мне бы хотелось только в молчании преклониться и приложиться к ней. Я целодневно говорю с Вами».
В августе 1953 г. Пастернак написал Марине Казимировне большое письмо, что для него самого явилось неожиданностью, и он признавался: «Я сам потрясен размерами письма. Таких длинных писем я не писал лет двадцать, со времени переписки с другой Мариной (Цветаевой), покойницей». А о работе М. Баранович он восторженно писал: «18.09.1955. Дорогая Марина Казимировна! С перерывами, вызываемыми необходимостью, начал наслаждаться Вашей работой. Я не преувеличиваю: только в Вашем высоком, достойном, насквозь пропитанном родством и понимании изображении начинаю я воспринимать и себя: спокойно и уравновешенно… Я никогда не забывал того близкого места, которое Вы занимаете во времени, в обществе, в жизни, я, может быть, недостаточно хорошо помнил, как действительна эта близость, как много значат и много делают Ваша помощь и присутствие.
Не создавайте себе лишних забот по машинной правке Ваших машинных опечаток. Вы много хорошего говорите о моем почерке. Он – родной брат Вашей манеры печатанья, шрифта, которым Вы пользуетесь, способа расположения печати и много другого. Мне очень приятно бывает карандашом проходиться по Вашей печати, я почти рад бываю случаям, когда это требуется. Еще раз бесконечное Вам спасибо. Крепко целую Вас. Ваш Б.П.». С годами дружба эта только крепла, что позволило Борису Леонидовичу написать в один из самых трудных периодов жизни, когда началась травля писателя: «25.01.1960. Спасибо за поддержку, за внушение веры, что когда-то думалось и говорилось что-то путное. Вот опять я падаю духом и хочу невозможного и мучаюсь, как двенадцать или тринадцатьлет тому назад, когда Вы были свидетельницей и участницей этих мучений. Но опять надо устоять и всего добиться. Обнимаю Вас. Ваш Б.П.».
«Все его (Пастернака) вещи той поры были перепечатаны М.К.Баранович, прокуренным ангелом его рукописей. Жила она около консерватории, бегала на все скрябинские программы – как дыхание клавиш отличает Рихтера, Скрябина от Нейгауза, так и клавиатура ее машинки имела свой неповторимый почерк. Она переплетала стихи в глянцевые оранжевые, изумрудные и кирпично-красные тетрадки и прошивала их шелковым шнуром», - вспоминал о М.К.Баранович поэт А.Вознесенский.
У Б.Пастернака близким другом был философ Густав Густавович Шпет. У Шпета были дочь Маргарита и внук Михаил Поливанов. За внука вышла замуж Настя, дочь Марины Баранович. Они тогда шутили: «Мы теперь с Пастернаком почти родственники».
В 60-е годы была близко знакома с А.И. Солженицыным, который использовал ее воспоминания при написании «Архипелага ГУЛАГа».
В послевоенное время М.К. Баранович занималась переводами трудов Р. Штейнера, которых немало перевела для узкого антропософского круга. Известно, что она была переводчиком всех четырех штейнеровских Драм-Мистерий, текст которых не издавался.
Ближайшим другом Марины Казимировны «до конца жизни оставалась Дарья Николаевна Часовитина», - писала дочь М.К.Баранович.
«Последнее десятилетие жизни связано с исключительно напряженной деятельностью по переводам работ Р.Штейнера. Марина Казимировна сознавала, что времени для воплощения задуманного остается немного (об этом свидетельствуют письма к самым близким друзьям). Работала быстро, причем перевод сразу же получал машинописное оформление. Затем экземпляры готовых текстов поддавались друзьям. Вручая очередной цикл докладов, Марина Казимировна говорила: «Я так рада, что могу подарить это Вам и ...» (произносилось имя или имена других друзей и знакомых по антропософской работе). (Л.Новиков «М.К.Баранович»).
М.К.Баранович печатала рукопись книги А.Белого «Ветер с Кавказа». Она приезжала к Белому в Кучино 8 ноября 1927 г. и 22 февраля 1928 г. вместе с П.Н.Зайцевым. Накануне, 21 февраля, Белый записал в дневнике: «Правлю ремингтон («Ветер с Кавказа»).
Марина Казимировна скончалась в Москве. Смерть явилась внезапной гостьей, пришла ночью, во сне. На столике возле кровати лежали Евангелие и томик стихов A.A. Ахматовой, с любимыми стихами:
Когда я называю по привычке
моих друзей заветных имена,
всегда на этой странной перекличке
мне отвечает только тишина.
Обряд отпевания был совершен в старинной «Солдатской» церкви, вблизи Лефортовского госпиталя (церковь св. апостолов Петра и Павла). Около гроба встретились в скорбном молчании убеленный сединами академик и строгие монахини, педагоги, научные работники, деятели литературы и искусства, родные и друзья по антропософии.
Похоронена М.К.Баранович на Введенском (бывшем Немецком) кладбище. Могила около главной аллеи, недалеко от памятника святому доктору Ф. Гаазу. На этом же кладбище могилы многих антропософских друзей Марины Казимировны.
Ей посвятила стихи С.Парнок, сравнив ее с Мариной Цветаевой.
Ты, молодая, длинноногая! С таким
На диво слаженным, крылатым телом!
Как трудно ты влачишь и неумело
Свой дух, оторопелый от тоски!
О, мне знакома эта поступь духа
Сквозь вихри ночи и провалы льдин,
И этот голос, восходящий глухо
Бог знает из каких живых глубин.
Я помню мрак таких же светлых глаз.
Как при тебе, все голоса стихали,
Когда она, безумствуя стихами,
Своим беспамятством воспламеняла нас.
Как странно мне ее напоминаешь ты!
Такая ж розоватость, золотистость
И перламутровость лица, и шелковистость,
Такое же биенье теплоты...
И тот же холод хитрости змеиной
И скользкости... Но я простила ей!
И я люблю тебя, и сквозь тебя, Марина,
Виденье соименницы твоей!
Осень 1929 г.